Рейтинг: PG
Пейринг: 2759 (Тсуна|Гокудера)
Жанр: психодел? капелька ангста, флафф
Дисклаймер: Всё принадлежит Амано Акире, я только затянулась.
Примечание:
Писалось под эту музыку. Советую послушать.
Здесь я их сделала взрослее, чем в каноне; Савада - уже полноправный босс Вонголы.
Нуаваще это что-то странное. "Это странное" - подарок мушшу :3 Брату за поиск ошибок спасибо-спасибо =)
читать дальшеКогда лежишь на траве, а перед глазами только серое, низко висящее небо, кажется, будто в мире, кроме тебя, никого больше нет. Ты один, напротив – бездонный океан, обманчиво тихий, спокойный, но ты знаешь, это ловушка. Сколько ни кричи – это небо не ответит. Протягиваешь руку – силуэт ладони кажется маленьким, незначительным; он нечёток, расплывается, потому что глаза пропитались серостью этого места и почти ничего больше не видят, или это просто из-за медленно угасающего пульса?
Где ты, когда по скрученным венам
Растекается холодная упрямая смерть?
Больше всего на свете в эти минуты Гокудера хотел бы увидеть перед собой другое небо.
Здесь оно равнодушное, бесцветное. Там его Небо никогда не оставит своих друзей в беде. Его улыбка лучезарна, она сияет и греет; и сердце сжимается в сладкой истоме, когда их руки соприкасаются.
Здесь небо холодное, гнетущее. Там же его Небо многогранно; его смех всегда звонок, а в сонных ореховых глазах отражаются тёплые искорки, когда просыпаешься рядом с ним ранним утром.
Здесь небо далёкое, недосягаемое. Там его Небо уютно лежит у него под боком, и внутри от осознания этого факта всё скручивается от необузданного счастья.
Их пробуждения вместе всегда кажутся Гокудере чем-то нереальным, ведь нельзя же так: целовать долго, сладко, так, что Вселенная за доли секунд успевает рассыпаться и вновь собраться тысячи раз. Руки Тсуны тёплые, нежные, они аккуратно перебирают седые волосы, и даже не верится, что этими хрупкими руками его Небо ломало смерть множество раз; дыхание мягко щекочет шею, и хочется лежать так целую вечность. Вечность, которую они хотели бы разделить на двоих, но у них есть только полчаса, а потом будут сложные, осточертевшие и, в результате, сорвавшиеся переговоры с враждебной Семьёй, после – опасность, лёгкая тошнота от страха, запах смерти, зажигалка в неумелых руках, кашель от первой затяжки, больничная палата, часы ожиданий.
Гокудера в то утро говорит, что с лёгкостью умрёт за своё Небо, за Тсуну, но тот, улыбаясь краешком губ, качает головой и заглядывает в глаза: смотрит серьёзно, долго, и Хаято не выдерживает, отводит взгляд. Савада вдруг шепчет что-то, и Хранитель вздрагивает от неожиданности, улыбается чуточку неверяще и счастливо, затем кивает, и прижимается к нему.
Тсуна тогда ещё не знал, что чуть не потеряет свой Ураган через несколько часов.
Эти воспоминания проносятся цветным вихрем в голове, в области груди колет нестерпимо, очень хочется курить.
Одному – там, другому – здесь, в стерильной больничной клетке.
Где ты, когда в глаза смеётся ветер,
Занося в них только серый пепел,
Тяжёлый как слеза?
Монотонное тиканье часов, писк приборов, ввод препаратов по часам, без промедления. Если можно сойти с ума, то только здесь, думает Тсуна, устало потирая виски и морщась. «Сломай систему к чёртовой матери, ненавистную до зубного скрежета – скорее, скорее, пока она не въелась в тебя, не стала твоей частью», - нашёптывает сознание.
Надо терпеть. Надо ждать.
Он верит.
«Прорвись сквозь это серое небо – скорее, скорее, пока оно не растворило в себе, не поглотило тебя», - уговаривает ветер.
Гокудера сжимает кулаки, закусывает губы. Внезапный поток сильного воздуха – ураган, его стихия – устремляется ввысь, бьётся о серое небо, скорее в приступе отчаяния, чем осознанно, потому что невозможно не слушать этот настойчивый шёпот, невозможно не подчиниться; слышится треск, на землю сыплются грязные осколки.
Всё, оказывается, так просто.
Хаято щурится от хлынувшей на него яркой голубизны, режущей глаза; сквозь облака падает робкий луч, мимолётно скользя по щеке. На небе появляется солнце.
…и Гокудера Хаято открывает глаза.
Он жмурится от яркого света ламп, неуверенно осматривается: белые стены, белый потолок, капельница слева – всё это совсем не похоже на Рай или Ад, или то ирреальное место, в котором он был секунду назад; скорее, на обычную палату.
Всё действительно оказывается просто.
Чья-то рука чуть сжимает его руку. Карие глаза смотрят прямо, внимательно, радостно, но Хранитель замечает красные сосуды, тёмные круги на бледном лице, плескавшиеся на дне глаз тревогу и страх. Хаято улыбается, скользит ладонью по влажной щеке Тсуны, тот прижимает её своей, выдыхает облегчённо, и что-то вдребезги бьётся, рушится и здесь.
- Мне казалось, что ты… - говорить, даже думать об этом всё ещё трудно; в горле – комок, но слёзы облегчения, оказываются, сильнее слёз боли. Тсуна не заканчивает и смеётся.
Выходит всё накопившееся напряжение.
- Но я сдержал обещание, Десятый, - пальцы переплетаются друг с другом.
У них впереди ещё целая вечность и один час.
«Живи ради меня».